Если не писать сейчас,
Кода словами полнится пасть,
То уже через битый час
Время их успеет украсть.
И вот в прокуренной кофейне,
Не стоящей на моём пути,
Множу свои сочинения —
Иначе уже никуда не дойти.

Рад, что это моё место,
Что он мой отец.
Не принял бы вместо
Других кровяных телец.

Рад, что это мой отрезок,
Что она моя мать.
И как бы не был резок,
Другого молока не принять.

Все «или», «если», «а может»
Просто не беру в расчёт.
Спасибо Великий Боже
Решающий кем кто живёт.

На поле, пустой лоханкой,
Стоял на пути
Двух, которым всё равно не дойти,
Танков
Невинным с чувством вины
Пред ним,
Друг на друга злыми,
Жаждая весны
И сердец тепла…
Разошлись двое —
Это было пустое.
И лохань всё снесла…?

…и никто никогда не узнает,
Никто никогда не умрёт,
Из тех, кто меж сот летает,
Обращая реальность в мёд.

И никто никогда, слышишь,
Не узнает, как мир жесток,
Потому что видят как мыши,
Натянув на глаза платок.

И никто никогда, никогда
Тебе ничего не скажет,
Молча, принося мёд всегда:
Он две соты в одну свяжет.

Я могу быть с тобой не вечно —
Сколько лишь ты захочешь.
Для тебя смогу быть конечным,
И уйти одной тёмной ночью.

А для себя, дверь притворяя,
Я оставлю тебя навечно.
Бренность мыслей моих отгоняя,
Мимолётную именную вечной…

Сдайся, пожалуйста, сдайся,
Дай мне тебя покорить,
Далеко не чтоб поиграться,
А чтобы долго любить.

Моя душа
Не спеша
Горит ярким огнём,
А в нём —
Пустота.
И ты не та.
И всё не то.
Уже никто
Не скажет правды мне,
Когда я в огне…
Отец горит, мать тонет,
Нутро стонет,
Жизнь не в такт,
Огонь не так…
Даже
Ты скажешь:
«Пустяк».
Но не як,
И мне бывает больно;
Кто же та, что этим довольна?
Готов
Слить сто потов,
Чтоб с ней заключить сделку.
Мелко
Справедливость шутит —
С лихвой баламутит
Мою душу,
Что обременяет сушу,
Горя ярким огнём —
И что же таково в нём?

Положу голову на твои колени.
Мне уже давно не важно,
Что говорили Маркс и Ленин
В своих талмудах бумажных.

На колени положу руки.
Мне уже давно не важны
Окружающие нас звуки,
Нарушающие суть мирской тишины.

На колени ляжет правда голая.
На коленях в любви признаюсь.
Потом тишина безмолвная,
Говорящая, что не ошибаюсь.

Я чувствую себя отлично
В этот холодный и злой вечер,
После этой неоднозначной встречи,
Думая о личном.

После слов во многом приятных,
Внутри абсолютно не пусто,
И всё же чуть-чуть грустно,
Но это, впрочем, понятно.

После этого над «Ё» общения,
Где мне не вставили нож,
Ведь давно отличал теннис и сквош,
Я испытываю меньше смущения.

И вот передумав о личном,
Поняв, что не врут ощущения,
И откровения есть лучшее Бога творения,
Я чувствую себя отлично.

Моя, неизвестная Вам, похоть
Спит.
И, наверное, это не плохо…
Сулит
Разных совсем открытий
По делу,
Адской рекой разлитых
По телу.

Моя, неизвестная Вам, сила
Ждёт,
Когда всё, что было немило,
Наоборот,
Станет, если станет важным;
И Вы
Снимите каркас мой бумажный,
Но, увы…

Мои похоть и сила
Спят,
Пока телефонные струи уныло
Гудят.

Побуждаешь лить строки,
Но и это уже не ново.
Не скрываешь пороки,
С обилием в тебе злого.
Что же тогда там в чреве
Удалось всуе рассмотреть,
Чтоб возвести тебя в Евы,
И над бумагою тлеть?

Никогда из-под моего пера
Не вылетала прекрасная птица.
За плечами исписанные страницы,
Но видимо ещё не пора.

Одно желание
Мне не нужен пустой манекен,
Которого буду так и сяк обрамлять.
Нуждаюсь в куче проблем,
Из-за которых не буду спать.

Но не хочу стоять ширмой
В её супер-тени.
Мне нужна болотная гидра,
Вскрывающая сие мозги.

Хочу быть разъяренным быком,
И видеть её матадором.
Или натяжным потолком,
А её настенным узором.

И не хочу как по маслу,
А чтоб с охапкой препонов,
Но чтоб время связки
Причинилось не избытком гормонов.

И по утрам с секирой врываться,
А не только с кофеем в кровать.
Я, наверно, готов меняться
И уж точно хочу играть.